აფხაზეთის ავტონომიური რესპუბლიკის მთავრობა

Аҧснытәи автономтә республика аиҳабыра

Перевод абхазской письменности на грузинскую графику, осуществленный в 30-х годах прошлого века, не было инициативой грузинских властей

На сегодняшний день, в Абхазии ходит миф о том, что в 30-40 годах XX века, «грузинская сторона» пыталась стереть этнокультурную индивидуальность абхазского народа. "Примером" этому, часто приводиться 1938 год, когда абхазская письменность, которая была основана на латинском алфавите, якобы насильно была переведена на грузинскую графику. В этом вопросе, работа доктора филологических наук, а также лауреата премии Георгия Шервашидзе, профессора-абхазолога Теймураза Гванцеладзе может внести ясность. Ниже, приведен короткий вариант данной работы:     

Правда состоит в том, что с 1922 года в Советском Союзе начался процесс латинизации письменностей. В 1936 году этот процесс был приостановлен и начат ускоренный переход уже латинизированных алфавитов на русскую графику (кириллицу), которым официально руководил Всесоюзный Центральный Комитет Нового Алфавита, существующий при Совете Народных Комиссаров СССР. процесс в основном завершился к 1941 году.

Русификация алфавитов преследовала целью ускорение русификации соответствующих этносов. От этого процесса не смогли спастись и такие многомиллионные этносы как: азербайджанцы, узбеки, казахи, киргизы, таджики, приволжские татары и др. На этом фоне исключением оказались лишь абхазский язык и распространенный в Грузии, южный вариант осетинского языка (с 1926-28 годов действующие письменности), которые в 1938 году заменили не кириллицей, а новой письменностью, основанной на грузинской графике, тогда как  распространенный на Северном Кавказе, северный вариант осетинского языка (латинизированная письменность) в том же 1938 году был заменен кириллицей.

Как известно, Советский Союз был строго иерархической тоталитарной империей, где параллельно с легализованной системой управления, действовала, так называемая «телефонная система», что подразумевало решение вопросов на основе устных распоряжении вышестоящих инстанций. Такими устными распоряжениями осуществлялись планирования «инициатив трудовых масс» по конкретно определенным вопросам. Осуществление этих «инициатив» строго контролировалось. Настоящая инициатива, если в ней чувствовались какие-нибудь национальные признаки, - уничтожались на месте. Все, без исключения, значительные вопросы, особенно идеологического и интерэтнического характера, планировались и решались только в Москве, в Кремле. Изменение письменности было вопросом именно такого ранга и в его решении, своеволие и излишняя инициатива никому не прощались. Тотально разветвленная система безопасности, политика поощрять доносы и множество способов перепроверки информации, исключали распространение неприемлемых для империи тенденции. Из за этих причин невозможно было представить, что в кремле не знали о том, что творилось в Абхазии и Цхинвальском регионе в 1938-1954 годах, т.е. в течении 16 лет. На протяжении этого времени невозможно представить, чтобы кто-нибудь не донес на марионеточных правительственных лиц Тбилиси, Цхинвали и Сухуми по поводу «притеснения» ими абхазских и осетинских народов и чтобы не донесли и строго не наказали тех грузинских, абхазских и осетинских ученых, которые составили проект изменения основ графики абхазской письменности и южного варианта осетинского языка. К счастью, не в 1938 году и не позже, из-за этого не наказали ни одного из ученых, принимавших участие в замене графики вышеназванных двух языков. Именно этот факт является верным доказательством того, что эту акцию запланировали в Москве и осуществили на основании словесного приказа. Вероятность этого подтверждает и то, что в 1922-1941 годах замена дважды (сначала на латинский, потом на кириллицу) графических основ алфавитов, было тотальным процессом, которым официально руководил Всесоюзный Центральный Комитет Нового Алфавита, существующий при Совете Народных Комиссаров СССР.

Совершенно естественно, что положение абхазского и осетинского языков должно быть рассмотрено в общем контексте.

Грузия была союзная республика и в  его конституций было написано, что Государственный язык Грузинской ССР был грузинский, который расспространялся в том числе и на территории Абхазии и т.н. Южной Осетии. Этот факт по логике требовал с этнических меньшинств этой страны знание Государственного языка. Но, исключения из правил по отношению к Грузии и Нагорного-Карабаха имели свои политические мотивы, которые исходили из политических отношений СССР и Турции в 30-40 годах ХХ века.

Известно, что с 1917 года до середины 30-ых годов СССР и Турция были союзниками (между прочем, именно под влиянием СССР перевели турецкий книжный язык с арабской графики на латинский 1928 году), но со второй половины 30-ых годов Турецко-Советские отношения напряглись и стали враждебными после того, как Турция сблизилась с Фашистской Германией и Италией. Это создало реальную опасность на южной границе СССР, на территориях Грузии и Армении, а также на протяжении всего Черноморского побережья. В случае начала войны, Турция могла воспользоваться недовольством грузин и армян и получить от них поддержку. Во время войны, даже пассивность Грузии и Армении было бы выигрышным для Турции. Видимо, именно это опасность вынудила коммунистическую партию вспомнить, что Грузия и Армения являются ``суверенными Республиками``  и Государственные языки этих Республик должны были знать этнические меньшинства хотя бы на определенном уровне. Этими, как бы тактическими уступками коммунисты одновременно добивались нескольких целей.

Переведением абхазского книжного языка на грузинскую графику, Советская империя с одной стороны "укрепляла" позиции в глазах грузинского народа, а с другой стороны, продолжала скрытую политику подстрекательства двух братских народов. Эта акция была временным провокационным мероприятием, осуществленным в империалистических целях, так же как осуществляемая  на территории Абхазии замена русских топонимов появившихся во время царизма на грузинские и, - реорганизация русско-абхазских школ - на грузино-абхазские.

То, что переход абхазского книжного языка на грузинскую графику был запланирован и осуществлен под надзором Москвы, кроме вышеуказанных фактов подтверждают и новые документальные материалы. Это - сохраненные в архиве Академика С. Джанашия протоколы заседания. Эти заседания состоялись 4-5 декабря 1937 года в Сухуми, в институте абхазской культуры им. Н. Мари.  На заседании были рассмотрены несколько вариантов алфавиты для абхазского книжного языка, созданные на грузинской основе

Из протоколов видно, что постановление о переходе абхазского книжного языка на грузинскую графику было принято на XV конференции коммунистической партии абхазской окружной организации 1937 года. Но, зная систему Советского правления абсолютно ясно, что в повестку дня конференции постановка вопроса такой значимости и текст проекта постановления в обязательном порядке были согласованы с Москвой, в противном случае, в том кровавом 1937 году своеволие абхазских и грузинских коммунистов строго было бы осуждено, что к счастью не произошло, не тогда и не 1954 году.

В заседании участвовали 33 человека, из них 6 ученых грузинской национальности (из Тбилиси профессора: П. Шария, А. Шанидзе, В. Топурия, А. Чикобава, С. Джанашия, из Сухуми - Б. Джанашия), 4 участника русской национальности (Проф. А. Грен, И. Татищенко, З. Мирина и А. Фадеев), в большинстве же (23 чел.) - абхазские ученые, писатели, журналисты и педагоги (С. Акиртава, основатель абхазского сепаратизма С. Басария, Н. Басилая, языковед Х. Бгажба, Н. Герия, писатель и журналист М. Гочуа, Г. Гулия, основатель абхазской литературы Д. Гулия, партийный функционер М. Делба, Б. Кация, Н. Кокоскерия, В. Маан, В. Накопия, абхазский просветитель Н. Патеипа, С. Симония, языковед Г. Шакирбай , К. Шакрил, Г. Дзидзария, К. Дзидзария, Н. Чочуа, писатель В. Харазия и поэт М. Хашба).

При чтении протоколов, наблюдательный читатель почувствует достаточно тяжелую психологическую атмосферу (особенно в первый день) и это неудивительно: во-первых, заседание проводилось в конце 1937 года; во-вторых, атмосферу явно обременяло участие в нем двух партийных функционеров - П. Шарии и М. Делба, из них П. Шария руководил идеологическо-пропагандистской работой в Центральном Комитете Компартии Грузии, а М. Делба ту же отрасль курировал в Окружном Комитете абхазской Компартии; в третьих, обстановку накаляла и присутствие на заседаниях Московских наблюдателей, русских ученых и особенно, демонстративное молчание проф. А. Грена (русские произнесли ни слова), Это тот А. Грен, который в 1937 году составил известную «мингрельскую азбуку» на основе русской графики и который в предисловии этой книги писал, что созданием письменности мингрельской речи имел цель призвать мингрелов к борьбе против «притесняющих» их Грузинов. Присутствие в таких делах «опытного» человека на заседании, делает очевидным, что Москва контролировала обстановку. Самое главное, что, в то время, этот человек работал в Центральном Коммитете Нового Алфавита, существующий при Совете Народных Комиссаров СССР и был прикомандирован оттуда.

О том, что грузинские ученые не были инициаторами постановки этого вопроса, что они в принудительном порядке участвовали в работе этого собрания и что им было не по нраву включение их в это дело - явно свидетельствует произнесенное проф. С. Джанашия на первых же минутах заседания заявление с подчеркнутым подтекстом: «Мы Тбилисские работники рассматриваем себя, как консультантов. Вопрос должен разрешить тот, кто его поставил, т.е. трудящиеся и работники культуры Абхазии. Вопрос надо было обсудить на широких собраниях». В первом предложении этого изречения ученый зафиксировал, что грузинские ученые не были инициаторами и считали себя только консультантами. Во втором предложении С. Джанашия подчеркивает, что инициатива по этому вопросу идет из Абхазии, но он хорошо знал, что реальным инициатором была Москва, а не трудящиеся Абхазии, однако сказать об этом прямо он не мог. Как второе, так и третье предложение подразумевают, что грузинские специалисты не хотели участвовать в этом деле, которое имело явно провокационный характер. Поэтому говорил автор, вопрос должен был быть широко рассмотрен в масштабе Абхазии, это еще раз говорит о том, что автор считал постановку вопроса преждевременным.

Несмотря на заявление со стороны властей, подразумевающееся в заявлен С. Джанашия, вопрос все-таки рассматривался академически и с соблюдением демократических принципов. На заседании к рассмотрению было представлено 4 проекта новой азбуки. Из них два были составлены грузинскими учеными А. Шанидзе и С. Джанашия отдельно  друг от друга  из остальных двух проектов. Автор одного был абхазский писатель и ученый, основоположник абхазской литературы Д. Гулия, а другого тот же Д. Гулия, вместе с просветителем абхазов  А. Чочуа и писателем М. Аршба. Из этих проектов, заседанием ни одно не было утверждено, точнее не был одобрен проект Д. Гулия, А. Чочуа и М.Аршба, а на основе трех остальных проектов, для создания нового, была избрана согласовательная комиссия на вечернем заседании 4 декабря в составе: Д. Гулия (председатль), А. Шанидзе, С. Джанашия, В. Харазия, В. Маан, П. Шакрил и М. Аршба. 5 декабря, на заседании рассмотрели новый проект, составленный комиссией и единогласно утвердили его.

Примечательно, что абхазские ученые не противились проекту перевода абхазской письменности, основанном на латинском алфавите, на грузинскую графику. Наоборот, как во время трех заседаний, так и во время работы согласовательной комиссии, активно и с интересом участвовали абхазские ученые, писатели, журналисты и педагоги. Но ни один из них, (даже сепаратист С. Басария), в своих выступлениях не высказывал протест против выбора грузинской графики для абхазского книжного языка или, же против попытки «огрузинения» абхазского народа. Присутствующие на заседаниях партийные функционеры и сидящая в молчании (в засаде) русская делегация такие факты ни в коем случае не оставили бы без внимания и были бы соответственно отражены в протоколе.

Из протокола заседания прослеживаются состязание и азарт со стороны абхазских участников. Видно и то, что, многие имели желание принять участие в этом деле и огорчались, что им не представилась такая возможность. Например: на утреннем заседании 4 декабря М. Аршба заявил, что грузинский алфавит надо принять в целом, т.е. в том виде, в каком он сегодня существует. Это означало, что для абхазского книжного языка должны были быть использованы все 33 буквы, без исключения. Заседание, как уже было сказано, 5 декабря 1937 года утвердил проект составленный согласовательной комиссией, после чего, в своем заключительном выступлении председатель заседания Г. Дзидзария сказал:

«Собрание 4 и 5 декабря после рассмотрения на 3-х заседаниях, единогласно утвердил проект нового абхазского книжного языка на основе грузинской графики. Этим заложен фундамент большой работе этой письменности, его внедрения и распространения, что начнется с момента его утверждения соответствующими вышестоящими органами.

Новый алфавит будет способствовать сближению двух братских народов и последующему развитию национальной по форме и социалистической культуры по своему содержанию.

Работа заседания была плодотворной, потому, что в нем наряду с местными работниками, активно участвовали профессора из Тбилиси: П. Шария, А. Шанидзе, С. Джанашия, А. Чикобава, В. Топурия, которым мы очень благодарны».

В упомянутых в этом выступлении в «вышестоящих органах» по нашему мнению, не подразумеваются органы расположенные в Сухуми и Тбилиси, а здесь надо подразумевать партийную и государственную власть Москвы, также Всесоюзный Центральный Комитет нового алфавита при Совете Народных Комиссаров СССР, которые должны были дать окончательное подтверждение. Что касается марионеточных властей Сухуми и Тбилиси, их представители уже участвовали в рассмотрении проекта и не П. Шария и не М. Делба не бвли против перехода абхазского книжного языка на грузинскую графику. Что касается Комитета и более высших инстанций: правда нам не известна точная дата утверждения ими нового абхазского книжного языка на грузинской графике, но уже в 1938 году он был внедрен и действовал целых 16 лет до 1954 года.

Кроме этого, в архиве министерства внутренных дел Грузии были выявлены еще несколько документов, где отражены те работы, которые проводились после сухумского заседания и указаны те организации, которые принимали участие в рассмотрении данного вопроса. Выясняется, что в деле перевода абхазской письменности на грузинскую графику участвовали 15 разных учреждений из Сухуми, Тбилиси, Москвы и Ленинграда. Это были научные, партийные, творческие и хозяйственные учреждений.

Ставится вопрос: было ли целесообразным применение грузинской графики для абхазского литературного языка, несмотря на то, от кого исходила такая идея.      

Объективно, из существующих в мире 14 алфавитных систем (Грузинский, Эфиопский, Славянский, Индийский, Китайский, Корейский, Японский и Монголо-уилаурские системы) самым подходящим для абхазского языка и есть грузинская алфавитная система, потому что, абхазские и грузинские языки родственные и имеют схожий звуковой состав. Хотя в количестве звуков большая разница (в абхазском книжном языке 64 звука, в грузинском 33), однако при выборе грузинской графики, эта разница легко была преодолена.

в 1937 году утвержденном проекте были использованы все 33 буквы грузинского алфавита, потому что абхазский язык имел все соответствующие звуки, дополнительно абхазскому алфавиту были добавлены три древние грузинские буквы (ჲ, ჳ, ჷ), которые были изъяты из грузинского алфавита в 60 годах XIX века по инициативе И. Чавчавадзе, а с русского алфавита была взята буква Ф, так как такой буквы не было в грузинском языке. Таким образом грузинская графика без проблем смогла отразить 36 абхазских звуков и для этого понадобилось лишь по одному знаку. Из этих 36 звуков, русская графика, одним знаком, не смогла бы отразить 12, это означало, что грузинская графика была более экономичной для обозначения абхазских звуков, чем русская.

Достоинства грузинского алфавита хорошо были известны одному из основоположников лингвистской Кавказологии, деятелю второй половины XIX века, генералу и ученому Петру Услару, который считал, что система грузинского алфавита была идеальной, как для абхазского, так и для других кавказских (не имеющих письменности) языков. Но тот же П. Услар, исходя из интересов царизма, был против использования грузинского алфавита для кавказских (не имеющих письменности) языков.  Его двоякое отношение хорошо видно из его слов. Он писал о грузинском алфавите следующее: «Он является, почти, самым идеальным из всех существуюших алфавитов. Каждый звук обозначен особым знаком и каждая буква всегда выражает один и тот же звук. У всякого европейского языка есть препятствие, это - правописание. Для грузин, из-за их идеального алфавита, такой преграды почти не существует. Отсюда видно, что система грузинского алфавита может быть применена для общей азбуки всех кавказских языков, не имеющих до этого письменности. Но если мы позаимствуем у грузин не только систему азбуки, но и начертания букв, то совершенно произвольно создадим затруднения, которые тем будут ошутительнее, чем более русская грамотность распространится по Кавказу".

Эти слова П. Услара означают то, что он при выборе графической основы для кавказских языков, политические мотивы считал более важными.

Как известно, сепаратисты приписывают Сталину и Берия выбор грузинской графики для абхазского языка и считают, что такой шаг был направлен на грузинизацию абхазов. Но, то, что такое обвинение не соответствует действительности, доказывают некоторые факты того времени. В 20-30 годах XX века, в Грузии происходили такие события, о которых Сталин и Берия не могли не знать. Например: в Месхетии, Джавахетии и, частично, в Аджарии происходила т.н. азеризация грузин-мусульман (месхов, джавахов, лазов), турков, армян (хемшинов) и курдов. Их записывали азербайджанцами, для них открывали азербайджанские школы, из Баку направляли учителей, агрономов, врачей и др. В то же время, происходила замена курдских фамилий на армянский лад. Так появились среди курдов фамилии: Усоян, Броян, Надоян и т.д. Параллельно, азербайджанские, осетинские и греческие фамилии записывались с русскими окончаниями. Более того, в том же 1938 г., Сталин и Берия могли перевести курдский, греческий, немецкий, эстонский и другие языки на грузинскую графику, но этого не произошло. Такие факты также подтверждают то, что перевод абхазского и осетинского языков на грузинскую графику никак не был связан с т.н. мечтой Сталина и Берия о «грузинизации» этих двух народов.               

Следует отметить и тот факт, что введение грузинской графики не привело к внедрению чуждых правил правописания и правильной речи для абхазского и осетинского языков. В то же время, в 1936-1941 гг., правила русского правописания и правильной речи были насильно установлены во многих языках, которые были переведены на русскую графику, что вызвало вынужденное внедрение звуков и звуковых комплексов, совершенно чуждых для этих языков. Такой подход серьезно подорвал речевую основу этих языков и открыл путь очень многим русизмам, советизмам и интернационализмам.        

Необходимо подчеркнуть, что выбору в 1938 году грузинской графики, не последовало навязывание грузинского правописания и правильной речи, эти языки развивались естественно, без всякого насилия. Слова, вошедшие с грузинского языка, писались и произносились так, как этого требовали нормы абхазского и осетинского языков, иными словами, короткий период 1938-1953 гг. спас абхазский язык от губительного влияния русского языка и временно приостановил процесс руссификации, чего нельзя сказать о периоде после 1954 года, когда масштабы руссификации создали серьезную угрозу абхазскому и осетинскому народам и, к сожалению, создают и сегодня.

Сегодня дела стали еще хуже. Русский язык стал доминирующим в Абхазии благодаря усилению и повсеместному внедрению русского языка, как в делопроизводстве, так и в школах, детских садах и яслях.

Так что если все это будет продолжаться такими темпами, цивилизованный мир пожнет еще одну утрату в связи с исчезнованием абхазского языка.